Какие продукты будут в дефиците
Россиянам приходится гадать на кофейной гуще, удастся ли им попить кофейку в следующем году, ведь на Россию снова обрушились санкции. Экспертов беспокоит и то, что в дополнение к проблемам, пришедшим из-за рубежа, внутри страны власти ставят завышенные цели на экспорт продуктов сельского хозяйства и промышленных изделий.
Получится ли выжить, если из-за рубежа не будут поступать товары на фоне активного вывоза собственной продукции?
Наступит ли в России дефицит продуктов в 2020?
Дефицит однозначно неизбежен, если правительство и далее продолжит свой экспортный проект по продукции сельского хозяйства. В стране ничего не останется, а вырученные деньги не спасут от голода.
Скорее всего, товары собственного производства будут покупаться в стране меньше, сокращение предполагается порядка 10%. Сокращение доступа к продуктам гражданам собственной страны обеспечено, ведь темпы производства на российских территориях невысокие, а желаемый в правительстве экспорт заметно их обгоняет.
РАНХиГС вместе с экспертами гайдаровского института давно заговаривают о дисбалансе. Программы, связанные с импортозамещением, по их наблюдениям, давно себя дискредитировали и выполнить их не получится.
Путин заявлял еще в мае, что к 2025 он настаивает на доходе от сельского хозяйства на уровне в 45 млрд долларов. Эта цифра вдвое выше реальной на сегодня, к концу 2019 предположительный доход от экспорта продуктов сельского хозяйства составит 25 млрд.
При этом экспортные программы в первую очередь бьют по населению страны, а добиться того, чтобы потребности российских граждан были полностью удовлетворены со стороны местных производств, пока не удается.
Тревожный пример: минторговли увлеченно заговаривает о полном запрете импортного детского питания. При этом детские смеси, которые ввозятся из европейских стран – 90% от всех, что есть в продаже. Запретить их можно, но отечественное производство просто не в состоянии закрыть эту потребность и восполнить дефицит.
Какие факторы провоцируют дефицит в продуктах для питания в нашей стране?
Российская Федерация активно меняет программу импортозамещения уже несколько лет подряд. В начале октября текущего года появились новости: в планах отечественных компаний, производящих продукцию для питания, стоит заметное наращивание экспорта.
Запущен крупный национальный проект Международная-кооперация-и-экспорт. Все экспортные планы сейчас будут связаны именно с ним. В проекте 5 основных направлений. Экспортировать будут продукцию промышленности, АПК, услуги. При этом заметно улучшится логистика для кооперации и международной торговли.
В этот проект заложены цели в виде конкретных цифр, к примеру, уже к 2025 ВВП страны должен быть увеличен на пятую часть только за счет экспорта. Реализовывать сырье при этом не планируют, направление берется на готовую продукцию промышленности и сельхозсектора. Для всех этих планов необходимо создавать более развитую систему доставок и транспорта по стране. Кроме этого, нужно искать способы устранять и обходить барьеры в виде ограничений и санкций, введенные многими странами к России.
Зачем нашей стране требуется импортозамещение?
Самые крупные покупатели продукции сельскохозяйственного направления в России:
- Турция;
- Китай;
- Южная Корея;
- Египет;
Именно в эти страны в 17-м и 18-м годах направлялось самое большое количество продуктов питания. Темпы продаж не снижаются, производители из России в данный момент планируют или заключают новые контракты на следующие годы. Соседние страны охотно закупают у нас зерно, продукцию рыболовецких промыслов – рыбу с морепродуктами. На импорт отправляются масло и другие продукты.
Правительство стремится наращивать экспорт, его также интересует импортозамещение, ведь санкции с ограничениями, введенные по отношению к нашей стране, создают немало осложнений. С начала украинского конфликта в 2014 и присоединения Крыма России пришлось пережить немало сложных ситуаций.
Страна должна была защитить себя от козней Запада, пришлось вводить меры в ответ. Ряд товаров из Америки или Европы теперь под запретом к ввозу в страну, за период действия этой войны потребители потеряли полсотни миллиардов рублей.
Но некоторые виды овощей или мяса удалось заменить с успехом. Цены на продукты росли до 2018, затем правительство стало всех заверять, что цены начали падать.
Борьба с контрабандой продуктов идет в стране до сих пор. Их изымают для полного уничтожения. Многие считают это поведение абсурдным, ведь изъятым можно накормить многих. Роспотребнадзор предлагал прекратить захоронения качественных продуктов, но Минсельхоз упорно настаивает на такой мере.
Источник.
Источник
Недостатка в апокалиптических прогнозах в последнее время не наблюдается. Очередную жуткую цифру опубликовала Всемирная торговая организация (ВТО). По мнению ее экономистов, в 2020 году объем мировой торговли может рухнуть на 32%. Спад вероятно превысит потери от кризиса 2008-2009 годов, предрекают в организации.
От ВТО не отстает и Bloomberg. «Мир вступает в самую глубокую рецессию в мирное время с 1930-х годов», уверены в агентстве. Как видим, Дмитрий Песков был прав, когда призвал россиян готовиться к мировому кризису. Те, кто у нас в стране говорят о рецессии длиной в два года, видимо, не паникеры, а вполне трезво мыслящие экономисты.
Однако, обывателю все эти десятки процентов падения торговли, производства и другие общие показатели мало о чем говорят. Ясно, что будет плохо, но в чем конкретно это будет выражаться? Простых россиян интересует как изменится его жизнь как потребителя. Будет ли в магазинах еда и промтовары и по какой цене? Не будет ли дефицита, очередей?
Действия власти в этом направлении свидетельствуют, что проблема совсем не надумана. Так спикер Госдумы Вячеслав Володин во время видеоконференции с премьер-министром 9 апреля заговорил о проблеме роста цен в торговых сетях буквально в военных терминах. И привел примеры кратного повышения розничных цен на продукты по сравнению с закупочными.
«Для кого война, а для кого мать родна. Вчера президент говорил, что у нас на передовой врачи, а вот кто-то у нас в тылу занимается такими вещами. Совесть теряют последнюю. Нельзя так», — возмутился спикер Госдумы. И глава правительства согласился с депутатами — поручил создать механизм контроля по аналогии с медицинскими товарами.
Инициатива же Минсельхоза привлечь к посевной и уборочной кампаниям студентов и даже заключенных (из-за ограничений на въезд в РФ мигрантов) и вовсе заставляет вспомнить мобилизационную экономику советского времени. Впрочем, лучше так, чем сидеть потом без еды. На этом фоне информация ведомства о достаточных запасах гречки в стране успокаивает.
В стране, где огромные площади нераспаханной земли, серьезные проблемы с продовольствием вряд ли возможны. А вот в части некоторых категорий промтоваров может возникнуть нехватка. Не секрет, что значительная их доля завозилась в Россию из Китая. Особенно если говорить о бытовой технике, компьютерах и т. п. Сможет ли Поднебесная и впредь удовлетворять спрос россиян?
Спасением от дефицита может стать падение спроса. Ведь для этого нужны деньги, а денег у людей станет меньше. С началом «путинских каникул» почти каждая третья компания принудительно отправила сотрудников в неоплачиваемый отпуск. Свыше 20% предприятий сократили зарплаты, а 16% перешли к увольнениям, пишет РБК со ссылкой на социологов.
Экономическая стагнация приведет к уменьшению поступлений в бюджет. Нефть, даже если удастся договорится в рамках ОПЕК+, подрастет, но это не точно. Так или иначе, дефицит российского бюджета, по мнению уполномоченного по защите прав предпринимателей Бориса Титова, может составить 10%. Вероятный секвестр расходов карманы бюджетников явно не наполнит.
Ну, и наконец уже случившееся обрушение рубля сделало для небогатого большинства импортные товары менее доступными. Если курс доллара, как прогнозируют некоторые аналитики, перешагнет отметку в 100-110-120 рублей, о приобретении блестящих, но дорогих заморских «игрушек» на какое-то время можно будет забыть.
Зато падение спроса уравновесит снижение предложения. А значит, дефицит вряд ли возникнет. Просто будем жить похуже.
— Сейчас мы видим резкое падение покупательского трафика, говорит директор по общественным связям Ассоциации компаний розничной торговли (АКОРТ) Илья Власенко. — В магазинах небольшого формата — у дома, в дискаунтерах за последнюю неделю падение составило 20-30 процентов. В гипермаркетах падение еще сильнее: 40-60 процентов.
При этом растет средний чек у покупателей. Да, они заметно реже ходят в магазин, но приобретают там больше. Это очевидно связано с мерами по соблюдению самоизоляции. Люди в основном сидят дома, но если выходят, то закупаются на долгий срок.
«СП»: — Разумно. Кроме того, люди наверняка не ждут от будущего ничего хорошего…
— Во время недавнего периода ажиотажного спроса (в середине — конце марта) люди закупили очень много товаров первой необходимости: крупы, макароны, предметы личной гигиены, консервы. И теперь спрос на эти категории падает и будет пониженным еще какое-то время.
Что касается продуктов категории «фреш», то есть по мясу, молоку, овощам и фруктам спрос устойчивый и в целом аналогичен марту прошлого года. С учетом того факта, что довольно много людей выехало за город.
При этом ритейл очень серьезно потратился на закупку дополнительного количества товаров для покрытия ажиотажного спроса, серьезно выросли затраты на персонал и оборудование, поскольку пришлось нанимать дополнительных людей для его обслуживания.
Все это заметно повлияет на годовые показатели сетей. Мы считаем, что во втором квартале с учетом этих перерасходов и падения спроса выручка в рознице может просесть процентов на 25 по сравнению с первым кварталом.
«СП»: — Сейчас всем тяжело, и бизнесу, и людям…
— Предполагаем, что во втором квартале покупать будут уже меньше и более дешевые товары. То есть люди в своем потребительском поведении, в ожидания ориентируются на кризис, на карантин и стараются сокращать расходы. Потребитель стал сам себя ограничивать.
Сошлюсь на исследование «Ромир» по потребительскому спросу, в котором спрашивали на что люди готовы тратить деньги. Так там одежда, электроника, бытовая техника попали в категорию, на которую люди готовы сократить расходы и отложить их приобретение.
«СП»: — То есть если с продукцией из Китая по понятным причинам будут перебои, то россияне подождут лучших времен?
— Да, это так. Но в Китае уже начали работать после трехмесячного перерыва. Поставки продукции уже идут.
«СП»: — Как вы оцениваете действия государства по поддержке ритейла в сложившейся трудной ситуации?
— С текущими задачами регулирования ритейла государство в целом справляется. Если и нужно какое-то дополнительное внимание, то торговым сетям, торгующим непродовольственными товарами. Там в первую очередь требуется поддержка людей, персонала, который временно теряет работу.
Научный сотрудник Академии внешней торговли Евгений Гущин считает, что для рядового потребителя основным следствием падения мировой торговли станет рост цен.
— Происходящее в мировой экономики приведет к росту инфляции и сильно повлияет на цены на товары. Подобные анонсы на некоторые категории продукции, например, молоко, мы уже видели.
«СП»: — Разве? Прогнозы правительства по инфляции далеко не панические: 4,5-5,5 процентов…
— Ну они должны посылать сигналы, что все будет нормально. Чтобы не создавать панику. Но сомневаюсь, что им удастся ли в таких экстремальных условиях удержать инфляцию.
«СП»: — А как мы будем жить без китайских товаров?
— В основном мы зависим от электроники и бытовой техники. Думаю, что и спад в их производстве будет не сильный и спрос со стороны россиян тоже упадет. Мы же уже переживали нечто подобное и в 1998-м и в 2008-2009 годах. Просто надо перетерпеть. Сейчас в структуре потребления вырастет доля продуктов питания, а долгосрочное потребление будет откладываться.
По мнению руководителя Российско-китайского аналитического центра Сергея Санакоева, Китаю не составит труда закрыть российские потребности в любых товарах.
— Китай в эти дни как раз показывает, что они победили в «битве», как они говорят, с коронавирусом. Разблокировали Ухань, везде салюты, последние пациенты выписываются из больниц. Все, ситуация эпидемии закончилась. Что касается экономики, то китайские предприятия полностью, на 100 процентов, приступили к работе.
Сейчас, все экспортные аэропорты Китая заставлены готовой продукцией. Она стоит в очереди на вылет. Прежде всего это изделия медицинского характера, маски, оборудование для их изготовления, тесты, защитные костюмы, аппараты ИВЛ и т. п. Все это идет в мир. Китайцы работают. Ровно также они готовы производить любую другую продукцию.
Проблема не в том, смогут ли они произвести нужные миру товары, а в том, как страны мира примут эти товары. Американцы, например, не торопятся открывать свои рынки. Чего не должно быть в российско-китайских отношениях. Пройдет месяц, когда Россия начнет выходить из карантина, и мы примем взвешенные решения по границе и начнем восстанавливать потерянное за последнее время. С мая я ожидаю бум в нашей торговле.
Коронавирус, борьба с пандемией, последние новости:
Статистика по коронавирусу на 9 апреля: за сутки заболели более 90 тысяч человек
Доктор Комаровский пояснил, могут ли комары стать переносчиками коронавируса
Зеленскому провели тест на выявление коронавируса
В США за сутки скончалось рекордное число больных коронавирусом
Смотрите карту распространения коронавируса онлайн
Источник
Фото:
© REUTERS, China Daily
Мировая экономика из-за вспышки коронавируса несет серьезные потери. Пока китайские производства вынуждены уйти на карантин, с прилавков магазинов по всему миру пропадают как товары первой необходимости, так и экзотическая продукция
В провинции Ухань, где был зафиксирован первый случай заражения и сегодня локализовано наибольшее число зараженных, производит четверть мирового объема обуви, является центром автомобилестроения. Мы составили топ-5 товаров, которые оказались в дефиците за-за коронавируса.
5 место
Продавцы секс-шопов в России столкнулись с нехваткой товара для «взрослых» из-за закрытия китайской границы. Товар застрял на таможне. И хотя пока удается компенсировать дефицит поставками из США и Европы, но это только временная мера. Американские и европейские поставщики также заказывают продукцию секс-индустрии в Китае. В частности, в дефиците оказались силиконовые игрушки.
4 место
Спортсмены тоже столкнулись с трудностями в связи с простоем китайских производственных мощностей. В частности, Национальная хоккейная лига (НХЛ) заявила о дефиците хоккейных клюшек. Большинство игроков используют клюшки китайского производства. А точнее около 75% этого спортивного инвентаря производится в Китае. Из-за эпидемии коронавируса возникли проблемы с поставками. Хоккеисты признаются в интервью, что теперь вынуждены более бережно относиться к своим клюшкам во время игры.
3 место
Серьезный дефицит электроники могут испытать потребители уже в марте. Карантин на предприятиях, которые производят до 60% всей техники, продлевается уже не первый раз, поскольку до сих пор вирус не побежден, а число зараженных продолжает стремительно расти. В первую очередь дефицит электроники отразится на стоимости товаров — смартфонов. Каждая неделя простоя фабрик, по подсчетам экспертов, удорожает товар на 3%. А вот удорожание электроники для автомобилей может стать кратным.
2 место
Кроме промышленных товаров, Китай является крупным импортером продуктов питания. В России самые продаваемые китайские товары — цитрусовые, замороженная рыба, овощи. Но если большинству этих товаров можно найти замену — перекрыть дефицит турецкими или марокканскими апельсинами, например, то вот один продукт может действительно исчезнуть из магазинов. Это чеснок. Китай доминирует на российском рынке по поставкам этого корнеплода, занимая 80% рынка. Общий объем импорта чеснока составляет около 50 тыс. тонн. «На практике это означает, что в случае перебоев с китайскими поставками чеснок из сетевых магазинов на какое-то время исчезнет. Российское производство чеснока начнет расти только в 2021 году. К этому же времени получится частично переключиться на поставки из других стран. Таким образом, в случае форс-мажора в Китае дефицит этого продукта будет неизбежным”, — передает „Интерфакс“ данные Центра отраслевой экспертизы РСХБ.
1 место
Главный дефицит, с которым столкнулись не только сами китайцы, но и потребители по всему миру, — это медицинские маски.
»Мир сталкивается с хроническим дефицитом персональных средств защиты», — заявил гендиректор ВОЗ Тедроса Адханома Гебрейесуса, выступая перед членами исполнительного комитета в Женеве. Мировых запасов средств индивидуальной защиты хватит на 4-6 месяцев. Спрос на маски и респираторы в 100 раз выше обычного, а их стоимость выросла в 20 раз. В приграничных с Китаем регионах России маски стремительно исчезают с полок аптек. Товар подорожал в десятки раз.
Видео дня. В России создают федеральный регистр льготников
Источник
Ðèñ. 1. ×àñòîòà âñòðå÷àåìîñòè íåàíäåðòàëüñêîãî ãåíåòè÷åñêîãî âàðèàíòà, ïîâûøàþùåãî ðèñê òÿæåëîé ôîðìû COVID-19.  Àôðèêå è Âîñòî÷íîé Àçèè «àëëåëü ðèñêà» ïðàêòè÷åñêè îòñóòñòâóåò, à ìàêñèìàëüíàÿ ÷àñòîòà íàáëþäàåòñÿ â Þæíîé Àçèè, îñîáåííî â Áàíãëàäåø. Ðèñóíîê èç îáñóæäàåìîé ñòàòüè â Nature (ïî äàííûì ïðîåêòà The 1000 Genomes Project)
Íà ñåãîäíÿøíèé äåíü ãåíåòèêàì óäàëîñü âûÿâèòü òîëüêî îäèí ó÷àñòîê ÷åëîâå÷åñêîãî ãåíîìà, íóêëåîòèäíûå âàðèàöèè â êîòîðîì çíà÷èìî âëèÿþò íà øàíñû çàáîëåòü òÿæåëîé ôîðìîé COVID-19. Ýòîò ôðàãìåíò òðåòüåé õðîìîñîìû äëèíîé îêîëî 50 òûñÿ÷ ïàð îñíîâàíèé âñòðå÷àåòñÿ ó ñîâðåìåííûõ ëþäåé â íåñêîëüêèõ âàðèàíòàõ, îäèí èç êîòîðûõ ïîâûøàåò øàíñû ïîïàñòü â áîëüíèöó ñ òÿæåëîé ôîðìîé COVID-19 ïðèìåðíî â 1,6 ðàç. Ïàëåîãåíåòèêè Ñâàíòå Ïýàáî è Õóãî Öåáåðã ïîêàçàëè, ÷òî ýòîò «àëëåëü ðèñêà» èìååò íåàíäåðòàëüñêîå ïðîèñõîæäåíèå. Âìåñòå ñ äðóãèìè íåàíäàðòàëüñêèìè ãåíàìè îí ïîïàë â ãåíîôîíä âíåàôðèêàíñêèõ ñàïèåíñîâ â ðåçóëüòàòå ãèáðèäèçàöèè, êîòîðàÿ ïðîèñõîäèëà îêîëî 50 òûñÿ÷ ëåò íàçàä. ×àñòîòà âñòðå÷àåìîñòè «àëëåëÿ ðèñêà» ñèëüíî âàðüèðóåò â çàâèñèìîñòè îò ðåãèîíà: â Àôðèêå è Âîñòî÷íîé Àçèè îíà áëèçêà ê íóëþ, â Åâðîïå ñîñòàâëÿåò 8%, â Þæíîé Àçèè 30%. Ñòîëü áîëüøèå ðàçëè÷èÿ ãîâîðÿò î òîì, ÷òî â íå î÷åíü äàëåêîì ïðîøëîì àëëåëü ïîäâåðãàëñÿ ñèëüíîìó îòáîðó, èíîãäà ïîëîæèòåëüíîìó, èíîãäà îòðèöàòåëüíîìó. Ñêîðåå âñåãî, ýòî ñâÿçàíî ñ òåì, ÷òî àëëåëü âëèÿåò íà óñòîé÷èâîñòü ê êàêèì-òî äðóãèì ïàòîãåíàì ïîìèìî íîâîãî êîðîíàâèðóñà.
Êàê èçâåñòíî, COVID-19 áîëåçíü èçáèðàòåëüíàÿ: êòî-òî çàáîëåâàåò, êòî-òî íåò, îäíè ïåðåíîñÿò ëåãêî, äðóãèå òÿæåëî, âïëîòü äî ëåòàëüíîãî èñõîäà. Ýòî çàâèñèò îò ìíîæåñòâà íåãåíåòè÷åñêèõ ôàêòîðîâ, ñðåäè êîòîðûõ îñîáåííî âàæíû âîçðàñò, ïîë è íàëè÷èå îïðåäåëåííûõ çàáîëåâàíèé. Ëîãè÷íî ïðåäïîëîæèòü, ÷òî è ãåíåòè÷åñêèå ðàçëè÷èÿ ìåæäó ëþäüìè òîæå âíîñÿò ñâîé âêëàä â íàáëþäàåìûé ðàçáðîñ ïî âîñïðèèì÷èâîñòè ê COVID-19 è òÿæåñòè ïðîòåêàíèÿ áîëåçíè.
Íåñìîòðÿ íà óñåðäíûå ïîèñêè, íà ñåãîäíÿøíèé äåíü ãåíåòèêàì óäàëîñü èäåíòèôèöèðîâàòü òîëüêî îäèí ó÷àñòîê ÷åëîâå÷åñêîãî ãåíîìà, ñâÿçü êîòîðîãî ñ ðèñêîì çàïîëó÷èòü òÿæåëóþ ôîðìó COVID-19 íå âûçûâàåò íèêàêèõ ñîìíåíèé. Ýòîò ó÷àñòîê ðàñïîëîæåí íà òðåòüåé õðîìîñîìå è âêëþ÷àåò ãåíû SLC6A20, LZTFL1, CCR9, FYCO1, CXCR6 è XCR1. Åãî âëèÿíèå íà óñòîé÷èâîñòü ê íîâîé èíôåêöèè ñíà÷àëà áûëî îáíàðóæåíî ïðè ïîìîùè ïîëíîãåíîìíîãî ïîèñêà àññîöèàöèé (GWAS) íà îñíîâå äàííûõ ïî 835 áîëüíûì è 1255 çäîðîâûì èòàëüÿíöàì è 775 áîëüíûì è 950 çäîðîâûì èñïàíöàì. Ýòî èññëåäîâàíèå ïðîâîäèëîñü âî âðåìÿ âåñåííåãî ïèêà çàáîëåâàåìîñòè â Åâðîïå (D. Ellinghaus et al., 2020. Genomewide Association Study of Severe Covid-19 with Respiratory Failure).
 äàëüíåéøåì ðåçóëüòàò óñïåøíî âîñïðîèçâåëñÿ â íåñêîëüêèõ íåçàâèñèìûõ èññëåäîâàíèÿõ íà äðóãèõ åâðîïåéñêèõ è àçèàòñêèõ âûáîðêàõ. Ìåòààíàëèç, ïðîâåäåííûé â ðàìêàõ ïðîåêòà COVID-19 Host Genetics Initiative, îêîí÷àòåëüíî ïîäòâåðäèë, ÷òî îäèí èç âàðèàíòîâ ýòîãî ó÷àñòêà ãåíîìà («àëëåëü ðèñêà»), õàðàêòåðèçóþùèéñÿ îïðåäåëåííûìè íóêëåîòèäàìè â 13 ïîëèìîðôíûõ ïîçèöèÿõ, ïîâûøàåò øàíñû ÷åëîâåêà îêàçàòüñÿ â áîëüíèöå ñ òÿæåëîé ôîðìîé COVID-19 ïðèìåðíî â 1,6 ðàç (ýòî íåñêîëüêî óïðîùåííàÿ ôîðìóëèðîâêà, ðå÷ü èäåò îá îòíîøåíèè øàíñîâ, ñì. Odds ratio, êîòîðîå, ïî ðåçóëüòàòàì ìåòààíàëèçà, ñîñòàâëÿåò 1,6 ñ 95-ïðîöåíòíûì äîâåðèòåëüíûì èíòåðâàëîì îò 1,42 äî 1,79). Ïî-âèäèìîìó, ýòîò ãåíåòè÷åñêèé âàðèàíò ïîâûøàåò è øàíñû ïîäöåïèòü óìåðåííî òÿæåëóþ ôîðìó COVID-19 (÷àñòîòà ýòîãî âàðèàíòà âûøå ó ëþäåé, ãîñïèòàëèçèðîâàííûõ ñ COVID-19, ÷åì â ñðåäíåì ïî ïîïóëÿöèè), è ðèñê î÷åíü òÿæåëîãî ïðîòåêàíèÿ áîëåçíè ñðåäè óæå çàáîëåâøèõ (ñðåäè ãîñïèòàëèçèðîâàííûõ ïàöèåíòîâ, êîòîðûì ïîòðåáîâàëàñü èñêóññòâåííàÿ âåíòèëÿöèÿ ëåãêèõ, ÷àñòîòà ýòîãî âàðèàíòà âûøå, ÷åì ó òåõ, êòî îáîøåëñÿ òîëüêî äîïîëíèòåëüíûì êèñëîðîäîì).
Óïîìÿíóòûå 13 ïîëèìîðôíûõ ïîçèöèé ðàçáðîñàíû ïî ó÷àñòêó õðîìîñîìû äëèíîé îêîëî 50 òûñÿ÷ ïàð îñíîâàíèé. Ïðè ýòîì íóêëåîòèäíûå âàðèàíòû, êîððåëèðóþùèå ñ ïîâûøåííûì ðèñêîì òÿæåëîãî ïðîòåêàíèÿ COVID-19, âî âñåõ 13 ïîçèöèÿõ ïî÷òè âñåãäà ïðèñóòñòâóþò âñå âìåñòå, äðóæíî, îáðàçóÿ åäèíûé ãàïëîòèï. Èíûìè ñëîâàìè, äëÿ íèõ õàðàêòåðíî òî, ÷òî ãåíåòèêè íàçûâàþò «íåðàâíîâåñíûì ñöåïëåíèåì» (ñì. Linkage disequilibrium).
Èìåííî òàêàÿ êàðòèíà íåñêîëüêî ïðî÷íî ñöåïëåííûõ ïîëèìîðôèçìîâ, ðàñïîëîæåííûõ ïî ñîñåäñòâó, õàðàêòåðíà äëÿ ôðàãìåíòîâ ÄÍÊ, ïîëó÷åííûõ ïðåäêàìè ñîâðåìåííûõ ëþäåé îò íåàíäåðòàëüöåâ è äåíèñîâöåâ â ðåçóëüòàòå ãèáðèäèçàöèè.
Ïîýòîìó ïàëåîãåíåòèêè Ñâàíòå Ïýàáî è Õóãî Öåáåðã (Hugo Zeberg) ðåøèëè ïðîâåðèòü, íå ñîâïàäàåò ëè ýòîò ãàïëîòèï ñ íåàíäåðòàëüñêèìè èëè äåíèñîâñêèìè ãåíîìíûìè ïîñëåäîâàòåëüíîñòÿìè. Äëÿ ýòîãî íóæíû ãåíîìû âûìåðøèõ âèäîâ ëþäåé, ïðî÷òåííûå î÷åíü êà÷åñòâåííî, òî åñòü ñ âûñîêèì ïîêðûòèåì. Òàêèõ ãåíîìîâ íà ñåãîäíÿøíèé äåíü ÷åòûðå: òðè íåàíäåðòàëüñêèõ è îäèí äåíèñîâñêèé.
Ýòîò ðåçóëüòàò óæå ñàì ïî ñåáå ÿâëÿåòñÿ óáåäèòåëüíûì äîâîäîì â ïîëüçó òîãî, ÷òî «ãàïëîòèï ðèñêà» óíàñëåäîâàí ñîâðåìåííûìè ëþäüìè îò íåàíäåðòàëüöåâ, áëèçêèõ ê èíäèâèäó èç ïåùåðû Âèíäèÿ. Îñòàëüíûå íåàíäåðòàëüñêèå ïðèìåñè â ñîâðåìåííûõ ãåíîìàõ òîæå áëèæå ê ãåíîìó õîðâàòñêîãî íåàíäåðòàëüöà, ÷åì ê èíäèâèäàì ñ Àëòàÿ. Îáúÿñíÿåòñÿ ýòî òåì, ÷òî òå íåàíäåðòàëüöû, ñ êîòîðûìè ñêðåùèâàëèñü âûøåäøèå èç Àôðèêè ñàïèåíñû 6050 òûñÿ÷ ëåò íàçàä, áûëè áîëåå áëèçêîé ðîäíåé õîðâàòñêîãî íåàíäåðòàëüöà, ÷åì àëòàéñêèõ.
Äîïîëíèòåëüíûå òåñòû ïîäòâåðäèëè âûâîä î íåàíäåðòàëüñêîì ïðîèñõîæäåíèè «ãàïëîòèïà ðèñêà».  ÷àñòíîñòè, âåðîÿòíîñòü òîãî, ÷òî òàêîé äëèííûé ãàïëîòèï ìîã áûòü óíàñëåäîâàí õîðâàòñêèì íåàíäåðòàëüöåì è ñîâðåìåííûìè ëþäüìè îò îáùåãî ïðåäêà, îêàçàëàñü, ïî ðàñ÷åòàì àâòîðîâ, ïðåíåáðåæèìî íèçêîé. Çà áîëåå ÷åì ïîëìèëëèîíà ëåò ðàçäåëüíîãî ñóùåñòâîâàíèÿ ñàïèåíñîâ è íåàíäåðòàëüöåâ ãàïëîòèï äîëæåí áûë áû ïîêðîøèòüñÿ íà ìåëêèå êóñî÷êè èç-çà êðîññèíãîâåðà. Àâòîðû òàêæå ïîñòðîèëè ôèëîãåíåòè÷åñêîå äåðåâî äëÿ âñåõ èìåþùèõñÿ ó ñîâðåìåííûõ ëþäåé âàðèàíòîâ (àëëåëåé) ðàññìàòðèâàåìîãî ó÷àñòêà ãåíîìà. Íà ýòîì äåðåâå âñå ñîâðåìåííûå àëëåëè, ñâÿçàííûå ñ ïîâûøåííûì ðèñêîì òÿæåëîé ôîðìû COVID-19 (îíè îòëè÷àþòñÿ äðóã îò äðóãà ëèøü åäèíè÷íûìè íóêëåîòèäíûìè çàìåíàìè), îáðàçîâàëè åäèíóþ êîìïàêòíóþ âåòâü ñ õîðâàòñêèì íåàíäåðòàëüöåì, à ñåñòðèíñêèìè ê ýòîé âåòâè îêàçàëèñü íåàíäåðòàëüñêèå âàðèàíòû ñ Àëòàÿ. Èíûìè ñëîâàìè, «àëëåëü ðèñêà» (âî âñåõ åãî íåçíà÷èòåëüíûõ âàðèàöèÿõ) áëèæå ê ëþáîìó èç òðåõ íåàíäåðòàëüñêèõ âàðèàíòîâ, ÷åì ê ëþáîìó äðóãîìó âàðèàíòó ýòîãî ó÷àñòêà ãåíîìà, âñòðå÷àþùåìóñÿ ó ñîâðåìåííûõ ëþäåé. Òàêèì îáðàçîì, íåàíäåðòàëüñêîå ïðîèñõîæäåíèå «ãàïëîòèïà ðèñêà» äîêàçàíî âïîëíå íàäåæíî.
×àñòîòà âñòðå÷àåìîñòè íåàíäåðòàëüñêîãî «ãàïëîòèïà ðèñêà» â ñîâðåìåííûõ ÷åëîâå÷åñêèõ ïîïóëÿöèÿõ ñèëüíî âàðüèðóåò â çàâèñèìîñòè îò ðåãèîíà (ðèñ. 1). Åãî ïðàêòè÷åñêè íåò â Àôðèêå, ÷òî ëîãè÷íî, ïîñêîëüêó ïðèòîê íåàíäåðòàëüñêèõ ãåíîâ â ãåíîôîíä ñîâðåìåííûõ àôðèêàíöåâ, æèâóùèõ ê þãó îò Ñàõàðû, áûë íåçíà÷èòåëüíûì (è, âåðîÿòíî, íåïðÿìûì). Ïî÷òè íåò åãî è ó æèòåëåé Âîñòî÷íîé Àçèè (êèòàéöåâ, ÿïîíöåâ). Ýòî íåîæèäàííûé ðåçóëüòàò, ïîòîìó ÷òî äðóãèõ íåàíäåðòàëüñêèõ ãåíîâ ó âîñòî÷íîàçèàòîâ íåìàëî äàæå ÷óòü áîëüøå, ÷åì ó åâðîïåéöåâ.  Åâðîïå íåàíäåðòàëüñêèé ãàïëîòèï âñòðå÷àåòñÿ ñ ÷àñòîòîé îêîëî 8%, â Þæíîé Àçèè 30%. Íàèáîëüøàÿ ÷àñòîòà õàðàêòåðíà äëÿ Áàíãëàäåø: 63% æèòåëåé ýòîé ñòðàíû íåñóò ïî êðàéíåé ìåðå îäíó êîïèþ íåàíäåðòàëüñêîãî ãàïëîòèïà, à 13% äâå êîïèè (òî åñòü ÿâëÿþòñÿ ãîìîçèãîòàìè), ÷òî äàåò îáùóþ ÷àñòîòó 13 + (63 − 13)/2 = 38%. Ýòî ñîãëàñóåòñÿ ñ òåì, ÷òî â Âåëèêîáðèòàíèè, ïî îôèöèàëüíûì äàííûì, øàíñû óìåðåòü îò COVID-19 ó âûõîäöåâ èç Áàíãëàäåø ïðèìåðíî âäâîå (95% äîâåðèòåëüíûé èíòåðâàë: 1,72,4) âûøå, ÷åì ó áåëûõ áðèòàíöåâ. Ó âûõîäöåâ èç äðóãèõ ñòðàí ñèòóàöèÿ çàìåòíî ëó÷øå, ÷åì ó áàíãëàäåøöåâ.
Îáúÿñíèòü, ïî÷åìó â Âîñòî÷íîé Àçèè ÷àñòîòà âñòðå÷àåìîñòè íåàíäåðòàëüñêîãî ãàïëîòèïà ïî÷òè íóëåâàÿ, à â Þæíîé î÷åíü âûñîêàÿ, ïî-âèäèìîìó, ìîæíî òîëüêî ñèëüíûì îòáîðîì, êîòîðûé äåéñòâîâàë ïî-ðàçíîìó â ðàçíûõ ðåãèîíàõ. Ëîãè÷íî ïðåäïîëîæèòü, ÷òî ãëàâíûì ôàêòîðîì îòáîðà áûëè êàêèå-òî ïàòîãåíû. Ìîæåò áûòü, íåàíäåðòàëüñêèé ãàïëîòèï, ñíèæàþùèé ñîïðîòèâëÿåìîñòü íîâîé êîðîíîâèðóñíîé èíôåêöèè, ïîäâåðãàëñÿ îòðèöàòåëüíîìó îòáîðó â Êèòàå âî âðåìÿ êàêèõ-òî ïðåæíèõ ýïèäåìèé, âûçâàííûõ äðóãèìè êîðîíàâèðóñàìè, à â äåëüòå Ãàíãà íà íåãî äåéñòâîâàë ïîëîæèòåëüíûé îòáîð, ïîòîìó ÷òî îí îáåñïå÷èâàë çàùèòó îò êàêèõ-òî äðóãèõ ïàòîãåíîâ. Íî ïîêà âñå ýòî òîëüêî äîìûñëû, ïîòîìó ÷òî íåèçâåñòíî, êàêèå èìåííî îñîáåííîñòè íåàíäåðòàëüñêîãî ãàïëîòèïà îòâåòñòâåííû çà ïîâûøåííûé ðèñê òÿæåëîãî ïðîòåêàíèÿ COVID-19 è êàêîâ ìåõàíèçì èõ äåéñòâèÿ. Êàê óæå ãîâîðèëîñü, â ñîñòàâ ãàïëîòèïà âõîäèò øåñòü ãåíîâ, ñðåäè êîòîðûõ íå óäàåòñÿ îäíîçíà÷íî îïðåäåëèòü êàíäèäàòà íà ðîëü ãëàâíîãî ôàêòîðà ðèñêà. Èì ìîæåò îêàçàòüñÿ, íàïðèìåð, ãåí SLC6A20, ïîòîìó ÷òî áåëîê, êîäèðóåìûé ýòèì ãåíîì, âçàèìîäåéñòâóåò ñ áåëêîì ACE2 «âõîäíûìè âîðîòàìè» íîâîãî êîðîíàâèðóñà. Íå ñíÿòû ïîäîçðåíèÿ è ñ ãåíîâ CCR9 è CXCR6, ïîòîìó ÷òî îíè êîäèðóþò ðåöåïòîðû õåìîêèíîâ, ïðè÷åì ðàáîòà âòîðîãî èç íèõ èìååò ïðÿìîå îòíîøåíèå ê èììóííûì ïðîöåññàì â ëåãêèõ, íàïðèìåð, ïðè ãðèïïå.
Êîãäà-íèáóäü, âîçìîæíî, ìû óçíàåì, îò êàêèõ ïàòîãåíîâ çàùèùàë ýòîò ãàïëîòèï íåàíäåðòàëüöåâ (à òàêæå ïðåäêîâ íûíåøíåãî íàñåëåíèÿ Þæíîé Àçèè), íî ïîêà ôàíòàçèðîâàòü îá ýòîì ðàíî. Îäíî ìîæíî ñêàçàòü íàâåðíÿêà: â 2020 ãîäó ñ íåêîòîðûìè íàøèìè ñîâðåìåííèêàìè íåàíäåðòàëüñêîå íàñëåäèå ñûãðàëî çëóþ øóòêó.
Èñòî÷íèê: Hugo Zeberg & Svante Pääbo. The major genetic risk factor for severe COVID-19 is inherited from Neanderthals // Nature. 2020. DOI: 10.1038/s41586-020-2818-3.
Ñì. òàêæå: Íåàíäåðòàëüñêèå ãåíû âëèÿþò íà çäîðîâüå ñîâðåìåííûõ ëþäåé, «Ýëåìåíòû», 20.02.2016.
Àëåêñàíäð Ìàðêîâ
https://elementy.ru/novosti_nauki/433709/Geneticheskiy_varia…
Источник