Какие продукты в дефиците в китае

Рост китайской экономики серьезно затормозился, что отразилось и на ценах на нефть. С чем связано это торможение? Каковы перспективы российско-китайского экономического сотрудничества? Почему Пекин взялся за изменение экономической модели? На эти вопросы Pravda.Ru отвечает руководитель Школы востоковедения ВШЭ Алексей Маслов.

Причины замедления китайской экономики

— Что сейчас происходит с экономикой Китая? Сейчас много говорят об обвале на фондовых, нефтяных рынках и так далее, и называют источником этих потрясений Китай. Одни эксперты говорят, что в Китае сейчас кризис. Другие же говорят, что кризиса никакого нет, просто Китай меняет экономическую модель.

— У Китая в последние 15 лет было несколько факторов, за счет которых он рос. Крупный фактор — это, конечно, экспорт, потому что была дешевая рабочая сила, плюс постоянное повышение качества производства, дисциплина производства, аттестация этого производства по мировым экологическим стандартам.

Китайское производство где-то с 2010 года — это абсолютно мировое качество. Поэтому пока цена и качество соответствовали, китайские товары сильно захватывали рынки. И уже в 20093–2010 годах стали говорить о том, что Китай — это страна, которая контролирует мировые рынки. Потому что без его товаров не проживут ни США, ни Европа.

Более того, появился китайский аутсорсинг. Это все базировалось на одной простой вещи — средняя стоимость труда в Китае была ниже, чем в аналогичных странах. Но с 2009 года Китай активно начал проводить целый ряд реформ, касающихся повышения социального уровня — это пенсионная реформа, это реформа социального обеспечения. И, в конце концов, все это стало закладываться в стоимость товара.

— А эти реформы шли сверху? То есть руководители решили, что люди должны жить лучше?

– Да, руководители сделали очень грамотную вещь. В Китае сейчас проживет миллиард и почти 400 миллионов населения. Если эта серьезная масса всколыхнется по каким-то причинам (например, по причинам невыплат социальных пособий или по причинам того, что люди стареют, а молодежь, уезжая в город, не может ухаживать за стариками), то мало не покажется. Больше всего Китай боится социального недовольства. Потому что образуется “эффект домино”.

И поэтому Китай абсолютно правильно, методично перестроил себя в качестве социально ориентированного государства. Параллельно шел другой процесс, который наложился на первый, — это почти неконтролируемый рост урбанизации. Когда Китай только начинал свою перестройку, он был сельхозстраной. Он себя обеспечивал целиком или почти целиком за счет сельхозпродуктов. Восемьдесят процентов населения жило в деревнях.

Но города расширялись, урбанизация шла очень быстрыми темпами, и сейчас она достигла почти 55 процентов, то есть больше половины населения проживает в городах. 

За счет чего происходит урбанизация? Город расширяется и захватывает то, что раньше считалось деревней. Причем со всеми мощностями, то есть с населением, которое мыслит еще как деревенские жители, которым, строго говоря, в городах нечем заниматься. В лучшем случае они открывают маленькие магазинчики, ресторанчики, но оказывается, как только они становятся городскими жителями, государству надо выплачивать им социальные пособия. И оказалось, что Китай начал дорожать, потому что все, что надо выплачивать жителям, закладывается в бюджет государства.

Темпы удорожания шли очень быстро, они до сих пор идут. В Китае на многие продукты в прошлом году повышение цен составило до 30 процентов. Например, на овощи. И Китай превратился в самого крупного импортера сельхозпродукции, продуктов питания. Сегодня площадь обрабатываемой земли в Китае — менее 10 процентов.

И оказалось, что Китай вдруг резко потерял свое конкурентное преимущество — дешевый экспорт, в Китай стало, грубо говоря, втекать меньше денег. Как следствие, началось торможение развития страны.

Второй фактор, за счет чего рос Китай, — это прямые иностранные инвестиции, около 100 миллиардов долларов в год. Причем это не просто деньги, это технологии, это новые заводы, которые Китай может потом конвертировать в свою пользу, заимствовать какие-то вещи, и Китай на этом долгое время хорошо развивался.

Сейчас оказалось, что в Китае вот эти FDI, прямые иностранные инвестиции, тоже тормозятся. Потому что Китай подорожал. Сейчас оказалось, что себестоимость года труда во Вьетнаме составляет всего лишь 20-30 процентов от Китая, в Индонезии — 40, даже в Малайзии уже дешевле. Мы уже не говорим про такие страны, как Камбоджа, Мьянма и так далее.

— И начался переток?

— Конечно, начался переток! Третий момент — за счет чего рос Китай? Было 11-9 процентов роста в год. Это гигантский темп роста, особенно при такой большой стране! Оказалось, что в основном эта цифра образуется за счет вложения в основные фонды, строительство заводов, в том числе строительство заводов, которые неэффективны.

У китайцев есть такая особенность развития: когда китаец видит, что в соседней провинции, в соседнем районе построен завод, предположим, по производству цемента, и он дал очень большой всплеск и прибыль, китаец говорит: “Отлично! Я построю точно такой же, просто один к одному!”. Они копируют производство, а потребление от этого падает.

— А ведь у них коммунистическая партия, там разве не плановая экономика?

– Не совсем. Коммунистическая партия есть, и есть некие планы, но планы в целом идут по промышленности. То есть частный завод там открывается частными людьми, они берут кредит в местном банке, который не частный, но это городской банк или уездный, где все друг друга знают, это одни и те же семьи, одни и те же кланы.

В Китае самый большой внутренний долг, самое большое количество кредитов, которые были розданы. И вот это еще один фактор, который наложился — “мертвые” кредиты, невыплаты зарплат, огромный разрыв между бедными и богатыми. Поэтому нужно было перестраивать именно модель. 

Можно ли ситуацию в Китае назвать экономическим кризисом?

— Так можно ли это назвать кризисом?

— Да, я полагаю, что Китай действительно вошел в период предкризисных явлений. Но здесь надо понимать, что Китай — это не только экономическая держава. У Китая гигантские политические амбиции, и чтобы их обеспечивать, нужен серьезный прирост ВВП. Сейчас Китай начал обещать многим странам — туда 5 миллиардов-сюда 4 миллиарда, он переподчиняет себе целые области хозяйства в других регионах.

Например, Китай стал для Украины самым крупным импортером зерна — 90 процентов украинского зерна идет в Китай. Вот здесь, на мой взгляд, есть пока что упущенный шанс для России. Получилось парадоксальным образом так, что стоимость труда в России ниже, чем в Китае, из-за колебания курсов. Многие вещи, которые Китай продавал в Россию, от текстиля до машинно-технического оборудования, оказались в Китае дороже, чем в России. Это была вещь предсказуемая, еще год-полтора года назад, мои коллеги говорили: “Да, такое будет”.

Соответственно, что нужно было делать? Выносить часть предприятий ближе к российскому Дальнему Востоку и, как только началось колебание цен, начинать поставлять в Китай и текстиль, и продукцию сельхозпроизводства, особенно органическую, “зеленую” продукцию.

В какой продукции нуждается Китай?

— Говорят, что сейчас Китай стремится удешевить свои товары, в том числе путем снижения транспортных издержек, то есть он стремится найти более дешевые пути из Азии в Европу. Россия как-то может в этот процесс вписаться?

— Я очень много слышу рассуждений на эту тему, очень правильных по сути, но когда мы смотрим по цифрам, все получается не так хорошо. Китай только что пустил первую ветку “Экономического пояса Шелкового пути” не через Россию, которая, казалось бы, ближе, а через Казахстан, Грузию, Азербайджан в Турцию. Турция — точка входа в Европу.

Почему не через нас, ведь у нас есть “Транссиб”? Если мы смотрим, сколько “Транссиб” переваривает, то он переваривает, если запущен на полную мощь, 175 миллионов тонн в год — это ничто для Китая, Китай миллиардами хочет измерять. Ветка БАМа, запараллеленная частично с “Транссибом”, — это 10 миллионов тонн, это ничто. Но до “Транссиба” надо еще довезти китайский товар, и в России намечено две ветки под названием “Приморье-1” и “Приморье-2”, которые везут до портов, до точек “Транссиба”. То есть идея есть, и она развивается.

Но когда мы считали, что Китай вот-вот сейчас воспользуется нашими дорогами, я думаю, что здесь была некая переоценка своей значимости. Никогда не надо с Китаем переоценивать себя! Надо методично вести переговоры, но надо менять общую парадигму развития, надо определить пакет экспортных товаров, которые явно нужны Китаю из России. Это могут быть товары сельхозпроизводства, а у нас нефть и газ закрывали все проблемы. Зачем же тут развивать, когда можно 100 тонн нефти поставить в Китай? Сейчас стало понятно, что нефть не так уже сейчас нужна Китаю, потому что она продолжает расти, но темпы роста потребления уменьшились, так же как и газа.

Поэтому надо искать новую систему, не требовать, не просить у Китая инвестиций, а предлагать, например, продукты сельского хозяйства, продукцию глубокой нефтепереработки, как в крупных масштабах, так и частным предприятиям, надо открывать в Китае новые сбытовые центры.

У нас много продукции, которую Китай готов потреблять, и Россия готова закрыть, если все нормально сделать, часть потребности Китая в еде. Но у нас очень неповоротливое принятие решений.

Подготовила к публикации Мария Сныткова

Беседовала